В словаре В. Даля про словечко «ходор» сказано следующее: «ходить ходором» это «расходиться, ходить козырем, кричать, браниться, хорохориться». И пример Даль такой приводит: «Петух ходором расходился!». Получается, что судьба Михаила Борисовича Ходорковского* была прямо его фамилией обозначена.
Не берусь утверждать, что Иркутск - такой уж уникальный город, но с тем, что Иркутск - город со своими странностями, думаю, согласятся многие. Так уж сложилось, что здешние жители - люди с амбициями: не дают им покоя претензии на роль жителей столицы Восточной Сибири. Пусть не всей Сибири, но хоть Восточной... А в самом городе поразительно уживаются модерн и архаика, эстетство и пошлость, и ещё много, много всего...
Скажите пожалуйста, господа, в каком ещё городе необъятной родины моей жители совершенно спокойно отнесутся к прозвучавшей в вечернем выпуске новостей информации о том, что минувшей ночью на одной из центральных улиц города автомобиль марки "Мерседес" столкнулся с паровозом, и водитель при этом не пострадал?... Я не знаю, как встретили тогда это сообщение всевозможные иногородние командировочные, коротавшие вечер в холле отеля за телевизором, но для иркутян в нём не было ничего особенного: с паровозом столкнулся?... это, наверное, где-то на Сурикова, или на Польских Повстанцев... ну, или за зданием обладминистрации... ничего особенного, бывает...
-
Паровоз бегал по городу, едва ли, ни каждую ночь - стучал колёсами, гремел буферами. Тётушка моя этот паровоз ненавидела: мешал спать. Вместе с нею этот паровоз ненавидели все остальные жильцы домов по Волочаевскому переулку, и жильцы домов по улице Польских Повстанцев его тоже ненавидели, и по улице Сурикова, и по улице Гаврилова... Ну, может быть, не то, что ненавидели - скорее, относились к нему, как к неизбежному, но - злу. Злу, Которое Мешает Спать. А потом наступили девяностые годы, и Иркутский Завод Тяжёлого Машиностроения стал потихонечку загибаться: сократилось число заказов, работягам стали задерживать зарплату, а потом и вовсе стали выдавать её внутризаводскими чеками. Соответственно, и паровоз, возивший на завод сырьё и вывозивший с него на железнодорожную станцию "Иркутск-Сортировочный" готовую продукцию, стал шустрить по ночному городу гораздо реже. Потом он и вовсе исчез: знающие люди рассказывали, что продали заводской паровоз в Китай, и что там он по прежнему шустрит по каким-то внутрикитайским железным дорогам. Так это, или не так - не знаю, но тётушка моя однажды призналась мне, что... да, как это ни удивительно, но тётушка призналась мне, что его, паровоза, ей не хватает:
- Знаешь, раньше просыпалась ночью, где-то в половине третьего, - рассказывала она мне, - и ждала его. Лежала, и думала: ну скорее бы этот гад уже проехал - а то, спать хочется! А он, как на зло, задерживался, не шёл... Потом, чувствую - только-только задремала, и - на тебе! пошёл! Гремит железяками, грохочет... Потом вдруг встанет - он, почему-то, всегда возле нашего угла останавливался - и стоит... Пар выпустит - и стоит, ждёт чего-то... Ну, и я тоже жду, когда он дальше пойдёт, не сплю... Потом опять засыпать только-только начинаю - и тут этот гад ка-ак свистнет!!! - и опять грохочет своим железом! Сна - как ни бывало: я на кухню иду, валерианки себе наливаю... лежу потом, ворочаюсь, уснуть не могу... Правда, так только первое время было - год или два, когда мы только в эту квартиру переехали - а потом уже как-то и привыкла: проснусь ночью, дождусь паровоза, пока он стоит, мы даже успевали чайник вскипятить, а как тронется от нашего угла - мы и засыпали сразу же... А потом, когда он перестал ходить, я долго ещё ночами просыпалась, ждала: вот сейчас паровоз проедет - и я засну... А он всё не едет, и не едет... Грустно как-то без него, одиноко... Как будто, старый, больной родственник, который последние годы жизни раздражал своей немощью, вдруг умер - и стало пусто...
Я и сам помню этот паровоз: в 1984 году тётушка с дядей уехали по осени в отпуск - куда-то в Сочи или в Ялту - и попросили мою маму присматривать за квартирой. А поскольку в пустой квартире оставалась тётушкина болонка Чапа, пришлось не просто "присматривать", но и фактически переселиться в тёткину квартиру: избалованную болонку нужно было и кормить, и выгуливать, а переезжать к нам Чапа наотрез отказалась. В первую же ночь, проведённую в тётушкиной квартире мы с мамой были изрядно напуганы: мы проснулись от дикого грохота, и никак не могли понять, что случилось: то ли кто-то разом разбил все оконные стёкла в доме, то ли на улице произошла какая-то авария... А дикий, страшный железный грохот, тем временем, повторился вновь: так ведь, мало того, что загрохотало железо - ещё ведь раздался этот ужасный железнодорожный гудок!
- ПАРОВОЗ! - не сговариваясь, произнесли мы с мамой синхронно, - Вот ведь... И как они тут живут?!... Сестра говорила мне, что у них тут, словно на железнодорожной станции, но одно дело - "сестра говорила", и совсем другое - когда ЭТО тебя будит!... Ладно, сынок, - мама, похоже, немного успокоилась, - что делать будем? Поставим чайник, или пойдём спать?... И, кстати, где Чапа?...
Чапа в ту ночь, как впрочем, и во все следующие ночи, спала на диване рядом со мной. Вообще, я уже давно заметил, что стоит какой-нибудь собаке оказаться со мною под одной крышей, как в первую же ночь она, эта самая собака, забирается в мою постель, сворачивается в ногах, и всю ночь охраняет меня. Неужели, в глазах собачьего племени я представляю такую великую ценность, что они никак не могут пустить это дело на самотёк, и хоть на одну ночь оставить меня без своего попечительства?...
-...и, кстати, где Чапа? - спросила мама. Я заглянул в комнату, в которой спал, и из которой выскочил в коридор, как только раздался этот ужасный паровозный грохот. Чапа спала на диване в той же позе, в которой я видел её, когда выключал свет и отходил ко сну. Похоже, капризная тёткина болонка раньше всех остальных свыклась с паровозом, и раньше всех остальных перестала обращать на него внимание.
Однако, нам с матушкой было далеко до такого Чапиного пофигизма и безразличия к тяжёлой паровой технике, и уже утром следующего дня тёткина собачонка была насильно упакована в большую спортивную сумку, и перевезена в нашу квартиру. А тётушкина квартира была поставлена на сигнализацию и покинута на всё время пребывания её хозяев на Черноморском побережьи. Это было, с нашей стороны, той ещё подлянкой близким родственникам: когда ничего не подозревающие, усталые и довольные тётушка и дядя ночным рейсом прилетели из Сочи в Иркутск, добрались на таксомоторе домой, открыли квартиру и вошли в неё... впрочем, опустим занавес над этой грустной сценой: в конце концов, мы же о паровозе говорим.
...Мой нынешний сосед Юрка, старый и страшный, как обитатель преисподней (ибо, всю жизнь регулярно злоупотребляет крепким алкоголем в небольших количествах), рассказывает мне:
- Это вам повезло, что вы только сейчас в наш дом переехали - а раньше здесь знаешь, что было? - он смотрит на меня с таким видом, как будто собирается сообщить какую-то страшную тайну, а потом хитро подмигивает, и сообщает: - ты не поверишь, но раньше по нашей улице паровоз ходил! Представляешь? Настоящий паровоз! Он гремел буферами, лязгал железом, дудел, свистел, п*здел! Это же ужас был! Однажды - ка-ак свистнет! У меня лошадь испугалась, сорвалась с привязи, выскочила на улицу - я потом за нею пол-ночи по всему центру носился!...
- Погоди, - прерываю я Юру, - про паровоз я знаю: паровоз - это "матаня" с Куйбышевского завода... а вот про лошадь я, что-то, не понял: какая ещё лошадь?
- Дак я же извозчиком работал, в Горкомунхозе, при домоуправлении! - сосед смотрит на меня с удивлением, - ты чё, разве не знал? Раньше же при каждом домоуправлении была закреплена лошадь с телегой - ну, там, если где ремонт делают, то туда на телеге возили всякие трубы, батареи, раковины, унитазы, ванны... А когда там какое Седьмое ноября какое, или Первое мая, то флаги на телегу загружали, и бригада всю ночь их ездила развешивала...
- Ах, вот в чём дело, - говорю я, - помню я эту телегу, от домоуправления. Мы даже на ней катались, когда я маленький был. У нас дом на капремонт поставили, и на этой телеге всё время привозили именно то, о чём ты говоришь - трубы всякие, батареи... А мы эту лошадь хлебом кормили, и нас ещё кучер на телеге вокруг двора катал...
- Так это я, наверное, и был! - радуется мой сосед, - ты в котором дворе-то тогда жил? На Пионерском? А в котором году у вас ремонт был, говоришь?... в восемьдесят втором?... Ага, ага, помню: ребятишки лошадке хлеб приносили - я им ещё всегда говорил, чтобы клали на ладошку и давали, а не с кулака - а то, нечаянно кусить может... Дык, её, лошадку, ребятишки в каждом дворе и кормили, и я их на телеге катал... и тебя, значит, катал... Так что, - Юра снова хитро подмигивает, - с тебя за катание - "маленькая"...
- Погоди, будет тебе "маленькая" - я уже прекрасно знаю, что все эти разговоры о "ранешней жизни" старенький и похожий на чёртика сосед Юрка затевает со мной исключительно ради того, чтобы сшибить с меня на чекушечку. А он, в свою очередь, знает, что я люблю не только все эти истории о "ранешней жизни", но и всякие её, "ранешней жизни", осколки - и, время от времени, притаскивает мне то патефон, то стопку патефонных пластинок, то керосиновую лампу или примус, то ещё что - и мы оба довольны. И я говорю ему:
- Погоди, бкдет тебе "маленькая" - но ты сначала расскажи, что там вышло у твоей лошади с паровозом?
- Да чё вышло? - Юрка смеётся, - я раньше, как надрызгаюсь на работе, так и усну прямо на телеге - а лошадь меня сама везёт. Она дорогу-то знала, и везла меня прямо домой. Раньше-то она меня в конюшню отвозила - а мене потом с конюшни, с Конского острова, пьяну по всему центру домой иттить неохота - вот я её и приучил, чтобы, значит, домой меня везла... На конюшне-то ей могут и сена с вечеру не положить - а дома у меня всегда жена для лошади мешок хлеба держала... она ж у меня на хлебозаводе работала, жена-то...
- Так вот, значит, - продолжает мой сосед, - приехали мы, значит, домой - я и лошадь. Я, конечно, в матину, ничо не помню, но чувствую: раз лошадь встала, значит, мы дома. Просыпаюсь, распрягаю её, а сам иду спать. А жена её, значит, хлебом кормит, лошадь-то... Ну, а дальше чо? - ночь, лошадь во дворе стоит, она смирная была, никуда не уходила... И тут - этот паровоз, мать его ити! Он тут, перед своротом на Бытовую улицу, всегда останавливался - ну, и опять встал. Я его, конечно, сквозь сон слышу, но не просыпаюсь: ну, паровоз - и паровоз, и чо? просыпаться из-за него, чего-ли? И тут он, гад, ка-ак свистанёт! Никогда раньше не свистел, а тут вдруг решил, значит, голос подать! Я аж проснулся, и тут же слышу - "И-и-и-и-и!!!!" - то лошадь моя заржала! И тут - Юрка начинает махать руками, изображая, как скачет лошадь, - тырдын-тырдын! тырдын-тырдын! - поскакала куда-то по улице!... Хорошо, хоть, штаны и сапоги надеть успел, бегу за ей по звуку! А в голове с похмела - тоже: тырдын-тырдын! тырдын-тырдын!... Ускакала лошадка, значит, в сторону моста - а я за ней! Там, под мостом, раньше-то бараки были, люди там нехорошие жили, лихие: могли мою лошадь прирезать, да и съесть - поэтому, мне страшно, за лошадь-то... Ночь кругом, думаю: мало ли, чо?... Вижу: вона она, моя лошадь, остановилась... Я к ней: не бойся, говорю, милая, сейчас домой пойдём!... А паровоз этот, зар-раза! - Юрка зло сплёвывает, но через секунду уже смеётся, - паровоз-то, тем временем, как раз по мосту уже шёл, на мост, значит, въехал... И - опять ка-ак заорёт!... Лошадь - снова: тырдын-тырдын! тырдын-тырдын! - и ускакала по набережной! А я - за ней!... Только возле шпиля её поймал, успокоил, да домой повёл... Вот так оно и было...
- Дык я ведь потом подкараулил этот паровоз, через две, или через три ночи - он же, говорю, всегда возле нашего дома, перед своротом останавливался. Влез в кабину, и машинисту говорю: ты чо, говорю, падла такая, дудишь в свой гудок?! Лошадь мне напугал - я из-за тебя пол-ночи по городу бегал!... А он мне говорит: так и так, мол, извини, это не я был - я, дескать, то ли на больничном, то ли в отпуске был, а вместо меня тут какой-то другой был, молодой... Я-то, говорит, всегда гудка даю, только когда у водовозной станции останавливаюсь (на этих словах я невольно вспомнил свою тётку, которая жила, в аккурат, возле той самой водокачки, из которой в котёл паровоза заливалась вода - Р. Д.) - да когда на мост захожу, гудок даю... да когда с моста на товарную ветку поворачиваю: мол, там гудки давать по инструкции положено... А этот, который меня подменял, он - дурак молодой, вот и гудел... Так, значит, мне машинист говорит... Я ж его, машиниста-то этого, знал, и многие его тут знали: у нас же бабы-то наши на хлебозаводе работали, и он их с ночной смены всегда на паровозе-то подвозил. Они ему - хлеба свежего, а он их, значит, до нашего угла везёт...
- Хм, - усмехаюсь я, - здесь до хлебозавода идти-то - всего ничего: пройти сквер за Серым Домом, да по Сурикова метров пятьсот - и ты уже дома. А ваши бабы, значит, с комфортом домой ездили, на паровозе?... - я смеюсь, конечно же, но сосед Юрка серьёзен:
- Да не понимаешь ты ничо, - он даже, кажется, слегка обижен моим замечанием, - ничо не понимаешь... Во-первых, раньше-то помнишь, какие зимы-то были?... ещё в восьмидесяты годы мороз был - то минус тридцать шесть, то минус сорок два! По такому морозу и сто метров идти не хочется!... И потом, ты-то не помнишь - а у нас тут ранше ведь при ТЭЦ-1 клуб был, там речпортовские, да с чаеразвески, да с самой ТЭЦ, да с дрожжефабрики, да ещё всякие... Место - то ещё было: то подерутся после клуба, а то и ограбят кого, или вовсе прирежут... Считай - самый центр города, а место здесь тогда было глухое и дикое, одно слово - Потеряиха! Вот бабы и договаривались, чтобы их машинист на паровозе подвёз - по тёмной-то улице боялись идти - а мы уже знаем, когда он пойдёт, слышим, как он гремит - идём и встречаем их... Вот так-то в ранешнее время здеся было! - Юрка снова подмигивает мне, - ну, чо? "Маленькую"-то поставишь?...
У Юры историй много. Составлять ему компанию и присаживаться с ним за стол мне, как-то, не по чину - но я всегда покупаю ему "маленькую", или выдаю ему денег, чтобы он сам себе купил чекушку - и слушаю, запоминаю его рассказы о "ранешней жизни" на Потеряихе. Рано или поздно, но этот глухой райончик в самом центре старого Иркутска снесут, жильцов расселят - и они, разъезжаясь в разные концы города, увезут с собой не только весь свой скарб, но и свои воспоминания, легенды и были Потеряихи. Поэтому, нужно успевать - иначе, потом этот городской фольклор исчезнет, и исчезнет навсегда.
Но больше в тот летний вечер у Юры историй, связанных со стареньким заводским паровозом, не было - поэтому, перевернём страницу: я вам о своей собственной встрече с этим реликтом расскажу.
Мы повстречались глубокой ночью. Тёмной августовской ночью, когда на улицах уже погасили фонари, а мы с моей первой женой шлялись по тёмному ночному городу под тёплым летним дождём. В те годы мы были совсем молоды, и любопытны, как полугодовалые щенки - вот и несло нас на поиск приключений, несло по ночным закоулкам родного города, несло в такие места, о которых и родители-то наши ничего не знали, хоть и прожили рядом с этими местами всю свою жизнь. Старый Центр хранил, и до сих пор ещё хранит множество тайн: мы изучили здесь все закоулки, чердаки и крыши, мы очень гордились тем, что на спор можем пройти проходными дворами от самой набережной до Еврейской улицы (той, которая сейчас носит имя террориста Ивана Бабушкина) - пройти параллельно Большому Проспекту (то есть, Карлы-Марлы), и не разу не выйти при этом на улицу, вдоль которой идём.
И вот, нас занесло на Потеряиху. Мы шли через небольшой, заросший травой пустырь, ограниченный с трёх сторон ветхими досчатыми заборами, а с четвёртой - кирпичной стеной какого-то амбара. Жена спросила:
- Ты знаешь, куда нас занесло? Это же, кажется, Деляна Хозяина!...
- Какого ещё хозяина? - спрашиваю я, - и что за деляна?
- Хозяин - это такой интересный чувак... - говорит Светка, - музыкант, фарцовщик... ты должен был о нём слышать - он несколько лет назад в Питер перебрался... Он где-то здесь неподалёку жил, а на этом пустыре он коноплю выращивал - для себя и для друзей: те, кто знал об этом, приходили и рвали...
- Ничего себе, познания у тебя! - говорю ей, - никогда не думал, что ты такими вопросами интересуешься...
- Да это не я интересуюсь, - она, похоже, немного смутилась, - это Мама Галя как-то рассказала...
- Ну, если Мама Галя, - говорю, - то это многое объясняет... Пошли дальше.
"Мамой Галей" в те годы называли некую Галю Зайцеву - хипушку и законченную наркоманку, несколько лет тусовавшуюся в Иркутске: знаменита она была ещё и тем, что идейный панк Одинокий несколько раз вылавливал Маму Галю на набережной, насильственно подстригал ей волосы, срезал фенечки - а она, похоже, получала от этого мазохистический кайф... Потом Мама Галя вернулась в родной Новосибирск, где, по слухам, резко завязала хиповать и соскочила с наркоты, и даже устроилась на какую-то не последнюю должность в какой-то ни то концерн, ни то банк. Последнее, что мне известно о ней - это то, что в конце девяностых она эмигрировала в Израиль, где и умерла несколько лет назад. От наркоты. Что ещё раз подтверждает тезис о том, что бывших наркоманов не бывает. Жалко её...
Тем временем, мы миновали таинственную делянузагадочного Хозяина, и вышли на улицу Сурикова.
- А давай свернём направо, дойдём до собора, поднимемся на колокольню, и там покурим, - говорит мне Светка, - а то, курить уже хочется, а под дождём сигареты намокнут...
- Пошли, - говорю, - посидим хоть на колокольне...
Богоявленский собор в те годы ещё не был передан епархии, в нём размещался филиал Художественного музея. А на его колокольню можно было проникнуть без труда: просто, подняться по открытой лестнице, опоясывающей колокольню с юга, на уровне второго этажа выйти на крышу, завернуть за угол этой самой колокольни, и - вот он, узкий проход на лестницу! Лестница - крутая и тоже узкая, кирпичные ступени - разной высоты, и все истёрты за триста лет подошвами сапог звонарей, поэтому подниматься нужно осторожно - иначе, и шею свернуть недолго. Но зато, поднявшись на соборную колокольню, можно любоваться панорамой Ангары, можно даже разглядеть зарево над соседним Ангарском: там местный химкомбинат сжигает какие-то ядовитые отходы, и небо подсвечено многочисленными "лисьими хвостами" - факелами на вершинах труб. И вообще, здорово сидеть ночью на колокольне!
И вот, мы идём по улице Сурикова - мы идём не по троттуару, а прямо по проезжей части, по путям узкоколейки: здесь хоть немножко, но светлее, да и луж меньше. К тому же, опасаться автомобилей в четвёртом часу ночи нет никакого смысла: даже если и выскочит на дорогу какой-нибудь полуночный водитель на своём рыдване, мы всегда успеем заметить его издалека и отойти на троттуар; там, на троттуарах, сейчас всё залито водой, сплошные лужи, да и темно из-за деревьев - какой смысл там плутать и мочить ноги? - вот мы и идём по путям узкоколейки, и два параллельных рельса, тускло белеющих в темноте, образуют, как бы, тропинку, по которой мы идём.
- Ты заметил, что становится всё темнее, и темнее? - спрашивает Светка, - вон, уже и рельсов впереди не видно... И даже "вечного огня" не видать - а он отсюда, вообще-то, должен быть виден... Смотри: мрак, как будто бы, сгустился...
Да, действительно, моя спутница права: и рельсов не видать - пропали рельсы где-то, метрах в двадцати от нас - и там, где они пропали, висит самый настоящий сгусток мрака: не видно ни створа улицы, ничего - одна сплошная чернота. Как-то, даже не по себе стало...
И вдруг из этой самой черноты раздался тяжёлый вздох: как будто, какое-то огромное живое существо вздохнуло. Вздох был тяжёлый, протяжный - не понять: может быть, печальный, а может быть, наоборот, удовлетворённый... Мы замерли на месте от ужаса - а вздох повторился, и в следующий момент мы почувствовали, как земля под нами чуть вздрогнула и загудела. А ещё в следующее мгновение послышался какой-то металлический скрежет и лязг...
- Это ПАРОВОЗ!!! - закричал я шёпотом - закричал точно так же, как когда-то, много лет назад в тётушкиной квартире, когда этот паровоз разбудил нас с мамой, - ПАРОВОЗ!!! - и скорее потащил Светку в сторону, с путей.
И в темноте он проплыл перед нами, гремя железом и вздыхая паром - кроме этих звуков не было слышно ничего; силуэт паровоза лишь угадывался в ночной темноте - разглядеть его мы, конечно же, не смогли. Мы, скорее, ощущали, что мимо нас движется нечто большое и тяжёлое, безмолвное и опасное... Ночной трудяга-паровоз тащил за собой вагоны (или это были не вагоны, а вагонетки?) - мы их не видели, но их было много, и весь состав походил - так нам казалось - на огромного чёрного подземного змея или дракона, выползшего на улицы спящего города...
Состав уже ушёл, а мы продолжали стоять - не то напуганные, не то зачарованные - лишь крепче сжимали ладошки друг друга. Ощущение чего-то нереального, таинственного и чудестного не отпускало нас. Наконец, мы вышли из оцепенения: из него нас вывел всё тот же паровоз, который зачем-то дал гудок. Звук его отразился от стен домов, и эхо смолкло где-то в окрестных дворах...
На фото: ПАРОВОЗЪ. Тот самый. Его фотографию обнаружил Андрей Бурлуцкий на сайте < и прислал мне её в своём комментарии в ФБуке - спасибо ему за это! Фотография сделана в апреле 1950 г.
В Петербурге нашли девушку, которая пропала в 2016 году в 16-летнем возрасте. Все эти годы она жила без документов, скрываясь от властей, и успела стать матерью двоих детей.
Потасовка попала на видео. На нем один человек держит другого, а священнослужитель бьет жертву руками и ногами. Женщина за кадром просит монаха прекратить избиение, угрожая слить запись в Сеть.
Чем больше объем талии, тем выше риск бессонницы. Об этом заявила врач-эндокринолог Зухра Павлова, сославшись на новое исследование, опубликованное в BMC Psychiatry.
Подсказка: вовсе не с героем "Титаника". Жительницы России рассказали, каких известных персонажей-путешественников из массовой культуры они могли бы назвать своими крашами.
По словам Елены Спеценко, руководителя Центра компетенций Роскачества, россиянам стоит быть бдительными при покупке фастфуда в дождливую погоду из-за повышенного риска пищевых отравлений.
Покупка недорогих авиабилетов – целое искусство, которое нуждается в находчивости, стратегии и времени. Является ли человек опытным туристом или только планирует свое первое путешествие, эти знания могут помочь сэкономить на перелете. Рассмотрим различные стратегии, которые помогают более выгодно приобретать билеты.
Мы используем файлы cookies для улучшения работы сайта. Оставаясь на нашем сайте, вы соглашаетесь с нашей Политикой конфиденциальности, изложенной здесь.
