Иркутские лайфхаки конца 80-х, или Как студенты на борьбе с пьянством зарабатывали

Давно это было, мой маленький друг… Так давно, что даже и не верится. В те времена мы жили в совсем-совсем другой стране: в Волшебной Стране, в которой Социалистические Обязательства были повышенными, очереди за туалетной бумагой и ливерной колбасой – километровыми, а выплавка чугуна и стали на душу населения – просто гигантской! Ту страну потом Госдеп с Моссадом развалили – слыхал, небось?... Нет? Тогда – наливай – вздрогнули! – закуривай, и слушай внимательно: это присказка была, сказка – впереди…

Человек – он сволочь хитрая: ему, понимаешь ли, мало чугуна и стали на душу населения, ему, гаду, себя побаловать хочется… А поскольку Рыночную Экономику тогда ещё не изобрели, то каждый приспосабливался, как мог: кто в комсомоле шустрил, кто фарцевал по-тихому, кто ещё как-то выкручивался, а кто и вовсе пил с тоски великой. И, надобно тебе сказать, что таковых, которые с тоски великой развлекали себя употреблением крепких алкогольных напитков, в один прекрасный момент вдруг стало как-то уж слишком много… настолько много, что родные Партия и Правительство решили это дело как-то притормозить, а то уже и не очень-то прилично это начинало выглядеть, и перед соседними державами неудобно.

Сказано – сделано: стартовала в СССР антиалкогольная кампания: наскоро было создано Всесоюзное Общество Трезвости, в газетах появились интервью со всевозможными учёными, которые пугали читателей всякими демографическими кошмарами, а алкогольная продукция в одночасье исчезла из свободной продажи, и стала отпускаться исключительно по талонам и исключительно в специализированных магазинах, которые смекалистый наш народ быстренько окрестил «ДОТами» и «броневиками». Да и как было не окрестить, если продавать трудящимся этот самый алкоголь стали не в торговом зале, а с заднего крыльца, через маленькое зарешёченное оконце, более всего напоминавшее амбразуру того самого броневика или ДОТа?...

Не знаю уж, где не досмотрели за мною семья и школа, да только рос я каким-то отщепенцем, и в то время, как немалую часть населения Советской Страны регулярно мучил вопрос, где бы достать выпивку, меня в те годы эта проблема совершенно не интересовала. Говорю же, отщепенцем рос: мне бы всё книжки, да журналы иностранные, да импортный винил, да кассеты с записями буржуазно-разлагающего рока… За кассетами я бегал к своему приятелю Лёшке: он жил в старой коммуналке на Лапина, напротив монгольского консульства, и чего-то там, в этой коммуналке, всё время записывал-переписывал, и снабжал хорошей музыкой друзей-меломанов… Лёшку я знал ещё со школы – правда, к моменту описываемых событий я уже поступил в Университет, а приятель мой в ожидании призыва и дальнейшего откоса от армии трудился монтировщиком в Иркутском ТЮЗе. Ну, и кассеты для друзей переписывал, как было сказано выше.

Надобно сказать, что влечение к надомному производству у Лёшки было наследственным: его отец, бывший художник-оформитель, выйдя на инвалидность, тоже освоил некое надомное производство: на базе старой стиральной машинки соорудил он портативный офортный станок, на цинковой доске вытравил клише, и принялся печатать те самые водочные талоны. Может быть, кто-то ещё помнит и эти стиральные машинки – цилиндрические, похожие на бочку, с двумя валиками для отжима белья?... Вот такую вот стиральную машинку и приспособил под офортный станок отец моего приятеля.

Уж как у нас зашёл разговор об этих талонах, я и не помню – да только через какое-то время я и сам подключился к бизнесу Лёшкиного отца: однокурсники мои к тому времени единогласно выбрали меня старостой группы – а поскольку среди многочисленных старостинских обязанностей числилась и выдача этих самых талонов, то грех было упускать такую возможность немного нажиться на своих ближних. Была, ни была! – запустил я в студенческие массы слух о том, что осталось у меня некоторое количество лишних водочных талонов, и что если кому надо, то я готов уступить их… по рублю… Половина от этой суммы причиталось Лёшкиному отцу, полиграфисту-надомнику, а другая половина – естественно, мне.

Информация была успешно вброшена и ушла в массы. И уже на следующий день я, шестнадцатилетний деляга и барыга, в полной мере вкусил вкус лёгких, дурных денег: дневная выручка составила что-то в районе десяти рублей. Дальше – больше, и уже к концу недели моя прибыль превысила размер нашей ежемесячной стипендии – а стипендия в те годы составляла ровно сорок рублей. Быть барыгой и делягой мне очень понравилось, и буквально на каждой перемене между парами в университетской курилке между первым и вторым этажами мы совершали наши маленькие сделки, и все были довольны. Причём, потянулись ко мне за талонами не только однокурсники, но и студенты со старших курсов, и даже с других факультетов – и очень скоро в наш корпус на углу Чкалова и бульвара Гагарина бегали не только наши соседи, физики и математики, но и юристы, и химики, и географы, учившиеся на левом берегу Ангары… К концу месяца я уже подумывал о создании собственного талонно-финансового синдиката, в который планировал вовлечь старост с других факультетов…

Но здесь, по всем законам жанра, и случился некий казус: хоть и стояли на дворе относительно либеральные времена, а всё же, нашёлся какой-то доброжелатель, который просигнализировал о моей коммерции в деканат. И вот я стою в кабинете замдекана по учебной части:

- Роман, - говорит мне замдекана, - Вам, что, неприятности нужны, что ли?... Нам они не нужны, и вам, я полагаю, тоже. Поэтому, сворачивайте уже свою торговлю, хотя бы на время… Заметьте: я не спрашиваю, откуда у Вас талоны в таком количестве, что весь Университет сюда к Вам за ними ездит – я просто прошу вас: не дразните гусей… Хотя бы на время… Зачем нам всем эти неприятности?...

А я стою перед ним, и понимаю, что, по сути, наш замдекана меня сейчас спасает и вытаскивает из неприятностей. Предупреждает. Что ему и в самом деле не нужны неприятности, но при этом, он искренне не хочет, чтобы неприятности были и у меня. И ни о чём не спрашивает…

И я благодарю его, и говорю, что, конечно же, уже с сегодняшнего дня эта бесстыжая торговля в храме науки прекратится, и я затихну, и что неприятности мне не нужны… И ещё раз благодарю своего замдекана, и прощаюсь с ним, и уже собираюсь выходить… и тут он спрашивает:

- Роман, кстати… а почём вы эти талоны продаёте?

- По рублю, - автоматически отвечаю я, и вижу, как мой добрый наставник лезет во внутренний карман пиджака за бумажником.

- Вот, возьмите! – я выхватываю из портфеля-«дипломата» несколько листов с талонами (а на каждом листе этих талонов – по сорок штук!), и быстро кладу ему на стол, - возьмите! Не надо ничего, берите так!...

- Однако… - медленно произносит он. Смотрит на меня, и говорит: - Я вижу, дело у вас и вправду на широкую ногу поставлено…

А я, весь красный от стыда, выскакиваю за дверь кабинета.

Здесь, опять же, по всем законам жанра, я должен был бы написать о том, что слово своё я сдержал, и с того дня больше не торговал никакими талонами. Но это будет неправда, потому, что талонами я всё равно приторговывал потом ещё несколько месяцев – правда, делал это уже гораздо осторожнее, и торговлю свою вёл совсем не в прежних объёмах.

Ещё через некоторое время талоны на алкоголь, равно, как и талоны на сигареты, на сахар, на крупу, на макароны, на мясо и масло, на мыло и стиральный порошок отменили: начались другие времена, и появились другие способы зарабатывания денег – способы, вроде бы, и не противозаконные, но не совсем обычные…

Так, ещё один мой знакомый, Витька, холодной осенью 1991 года зарабатывал тем, что сливал в ливневую канализацию минеральную воду «Иркутскую». Дело в том, что во многих магазинах на Карла Маркса «Иркутская» минералка в ноябре 91-го продавалась ещё по старой цене, по двадцать пять копеек – а в пунктах приёма стеклопосуды цена за одну пустую бутылку уже поднялась до рубля. Вот Витька и ходил по всем продовольственным, и скупал у них эту минералку, выходил на улицу, вскрывал бутылки открывашкой, сливал их содержимое в ливнёвку, и шёл сдавать пустую посуду. Сдавал – и опять шёл по продовольственным, скупал минералку, выливал её, сдавал бутылки… и – опять… и – снова… раз за разом, пока на второй или на третий день не примелькался продавцам до такой степени, что они заподозрили что-то неладное, а раскусив витькин трюк, сами стали его проделывать.

Но это уже потом было, осенью 1991-го. А двумя годами раньше Витька тоже проделывал фокусы с водочными талонами:

- Сидел я однажды у своей тогдашней подружки, - рассказывал он, - а у неё на столе пишущая машинка стоит. Я загоняю в каретку лист белой бумаги, и печатаю такой текст: «Дорогие новобрачные! Ваша свадьба состоится такого-то числа такого-то месяца во столько-то часов. Просьба заблаговременно закупить алкогольную продукцию для свадебного банкета в специализированных магазинах города» - затем достаю лист из машинки, кладу на него фиолетовую копирку, и через копирку печатаю: «Иркутский ЗАГС, 664003 Иркутск, ул. Литвинова, 1», и через копирку же обвожу эту надпись по спичечному коробку – получается нечто, похожее на штамп!...

Здесь нужно одну оговорку важную сделать: дело в том, что на те талоны, которыми я промышлял в Университете, отпускалась всего одна (цифра прописью) бутылка алкоголя, в то время, как по таким вот справкам из ЗАГСа для свадебных банкетов отпускали, кажется, два ящика водки и ящик вина. Или два ящика вина и ящик водки, не помню точно… Вот Витька и смастерил такое вот подобие справки, и, взяв в долю Володьку Рыжего, отправился к алкогольному «броневику» - проверять, удастся ли по этой самой липовой бумажке прикупить алкоголь.

К окошечку «броневика» Витька лез по головам. Была такая практика: двое-трое-четверо алчущих купить горячительного выбирали из своих рядов «делегата», вручали ему деньги – а потом, стоя рядом с очередью, подбрасывали этого «делегата» вверх, на стоящих – он лез по головам к заветному окошечку, и, отоварившись под общий смех и мат, выбирался обратно… Так было и в тот раз, и, к удивлению своему, пробравшись к окошечку, и сунув продавщице деньги и свою «филькину грамоту», Витька тут же получил причитающиеся ему «свадебные» ящики с пойлом. А когда он с этими ящиками, наконец, выбрался из толпы, то его уже поджидали цыгане, которые тут же предложили ему купить эти самые ящики… Чистый «навар» от сделки составлял около сотни рублей, и Витька, конечно же, согласился…

Так и превратился Витька в «постоянного делегата»: ежедневно печатал он на машинки своей подруги эти «свадебные талоны» (которые мне уже хочется назвать «Витькиными Грамотами») , и в компании Рыжего отправлялся к очередному «броневику». Там его подбрасывали, и он лез к окошечку по головам страждущих, и, закупив на очередную «свадбу» алкоголь, выбирался с ним из толпы – а на выходе уже ждали знакомые цыгане с деньгами… Но ведь это ещё не всё! – да, история с каждым таким «свадебным талоном» имела свои Вторую и Третью серии: весь фокус в том, что продавщица, отпустив Витьке по его «талону» алкоголь, ставила на этом «талоне» специальный штампик, и возвращала его Витьке – ведь по правилам, «новобрачный» должен был по этому же «талону» приобрести ещё и обручальные кольца в «Алмазе», а ещё – две пары импортной обуви в «Салоне для новобрачных». И, закончив свою вино-водочную аферу, Витька отправлялся в «Алмаз», где по своему «талону» приобретал с десятипроцентной скидкой два обручальных кольца. Эти кольца тут же, на выходе, перепродавались перекупщикам, а Витька со своим «талоном» уже спешил в «Салон Новобрачных» - там его ждали уже другие перекупщики, которые, не торгуясь, тут же отмусоливали ему деньги за две пары туфель-«саламандр»…

И ведь, по большому-то счёту, никого он не обманывал, и за приобретаемый товар он платил ровно столько, сколько этот товар и стоил – а уж как он распоряжался своими покупками, это уже его дело. Ну, а то, что продавцы отпускали товар по «липовому» талону – это уже не его дело: ведь он даже и в глаза не видел, как выглядит настоящая ЗАГСовская справка, а стало быть, и подделать её не мог… а продавщицы – те настоящую ЗАГСовскую справку видели, и должны были отличить от неё Витькину «липу»… Примерно так он потом и объяснял всё операм из ОБХСС, которые однажды утром приехали за ним – и оперативники вынуждены были согласиться с ним, и отпустить душу на покаяние…

Но вся эта история с задержанием Витьки операми из ОБХСС была несколько позже – а пока наш лирический герой в компании Володьки Рыжего «обмывает» очередную сделку в кафе «Уют» на Степана Разина. И так они душевно её, сделку эту, «обмывают», что к тому моменту, когда нужно рассчитываться, вдруг выясняется, что денег у них не хватает… И не хватает-то самой малости – рублей двух-трёх всего – а вот поди ж ты!... Конфуз? Безусловно, конфуз – но Витька вдруг вспоминает, что сегодня, когда лез к окошку «броневика» по головам страждущих, он обронил трёхрублёвку… Всё правильно: когда он водку и вино брал, ему цыгане ещё трёшницу через всю очередь засылали – не хватило ему… Значит, всё верно, всё сходится: оброненная им трёха, скорее всего, так и валяется там, у магазина – там же толпа весь день была, там асфальта не видно, никто, наверное, и не поднял… А магазин, в котором они сегодня «на свадьбу» затоваривались – вон он, напротив, через дорогу!... И Витька, оставив Рыжего заложником, бежит к магазину…

Возле «броневика» ещё толпится народ: основная масса уже схлынула, но человек тридцать или сорок ещё толпятся у окошечка: через четверть часа «броневик» закроется, и нужно успеть отоварить талоны, закупить выпивку на вечер. И Витька, безошибочно просчитав реакцию толпящихся у окошка «броневика» покупателей, кричит: «Мужики! Я здесь сегодня часы уронил! Дайте глянуть: может, не затоптали?!...». Часы – это святое, и покупатели расступаются. И в осенней полутьме, на мокром асфальте, среди листьев, Витька ищет «часы»… Когда через несколько минут он, наконец, отходит от магазина, то по всем его карманам уже распиханы мятые и грязные рублёвки, трёшки, пятёрки: ведь не он же один сегодня обронил в этой давке свою денежку… А специфика советской очереди за алкоголем такова: что упало – то пропало, нагнёшься за оброненным рублём – затопчут.

Ладно. Рассчитался Витька в «Уюте» не слишком-то чистой трёхрублёвкой, а уж была ли эта трёхрублёвка той самой, что обронил именно он, или чья-то ещё – то и неведомо, и неважно. Важно другое: понял Витька, что нашёл он ещё один лайфхак для пополнения своего дохода – и с тех пор ежевечернее подходил он к очереди, и громко орал: «Мужики, посторонись! Я здесь сегодня часы обронил!...» - и через несколько минут отходил от «броневика» с полными карманами рублёвок и трёх. А чтобы не позориться с этими грязными (в прямом, а не в переносном смысле) деньгами, договорился с жившим неподалёку одноклассником: тот обитал в одном из деревянных неблагоустроенных домов на Чкалова – но и утюг, и электрочайник в доме у него были. Витька заносил ему свою выручку, и вместе они отстирывали мелкие купюры в горячей воде, а затем сушили их и проглаживали утюгом. Хозяин этой «фабрики по отмыванию денег» имел с этого дела законный свой процент.

Всё это кончилось так же внезапно, как и началось: однажды к хозяину этой «фабрики» на огонёк заглянул некий Слива, живший здесь же, неподалёку. Витька куда-то вышел, и на месте был лишь хозяин квартиры. Глянул Слива на развешанные на бельевой верёвке рубли и трёшки – и сразу ушки навострил, стал интересоваться: что, мол, это значит?... Ну, а хозяин – наивная душа! – взял, да и всё ему рассказал: так, мол, и так, это наш Витька под боевой клич «Мужики! Я здесь часы уронил!!!», ежевечернее поднимает с асфальта рублей по сто… Рассказал – да и забыл.

– Когда я на следующий день, как обычно, заявился под вечер к «броневику», – смеялся, рассказывая всё это, Витька, – то я и подумать не мог, что у меня появились конкуренты. И вдруг – вижу: несётся этот Слива, глаза – как два прожектора, и орёт: «Мужики!!! Я тут сегодня часы обронил!!!» Понял я, что мой лайфхак пошёл в народные массы… Мне-то не жалко: я всегда любил что-то новое придумывать, да и ползать по земле, в грязи – это, как-то, знаешь, не очень… Но Сливе этому всё равно потом по морде врезал – знаешь, за что?

– Ну, и?...

– Да мне не жалко того, что этот придурок мою идею перехватил, - смеётся Витька, - но он мог бы, хоть для приличия, проорать не про часы, а что-нибудь другое?... Про паспорт, например, или про кошелёк?... Вот за «я часы здесь уронил» я ему и дал по морде…

Храп может быть предвестником опасной болезни

Люди, которые во сне храпят, могут заработать язву желудка. Так утверждает врач и телеведущий Александр Мясников, пост размещен на канале медика в Telegram.

Консуматорши: развод мужчин «на бабки». Задержана очередная банда

Преступницам в Санкт-Петербурге удалось заработать на дорогих свиданиях почти 1 млн рублей

Сколько часов в сутки надо выделять на сон?

Сон категорически важен для здоровья — в это время организм восстанавливает энергию, ремонтирует поврежденные клетки и ткани, повышает иммунитет. При этом важно знать оптимальное время сна, уточнил врач-невролог Владимир Мартынов

Какие продукты нельзя сочетать с молоком?

Иногда гастрономические эксперименты дорого обходятся здоровью — возникают диарея, вздутие и боли в животе. Чтобы этого избежать, необходимо знать, какие продукты и напитки не сочетаются друг с другом, поясняют диетологи

Обновленные губы Алсу живо обсуждаются поклонниками певицы

Певица Алсу после развода с супругом начала новую жизнь. Артистка объявила о возобновлении концертной деятельности, а также сменила имидж.