Александр Снарский: «Музыка – это тоже антиквариат» |
Игорь Алексич, секретный агент |
В иркутском магазине «Антиквар», что на Российской, можно встретиться с огромным количеством весьма интригующих загадок и тайн. Например, не многие знают, что около полутора веков назад в этом подвальном помещении находилась тайная синагога. Еще ходит молва, что лет на сто раньше там же располагалось пыточная клеть – хотя, положа руку на сердце, нужно сказать, что несомненных подтверждений этому факту пока не нашлось. А что уж говорить про ассортимент этого магазина: остается только гадать, какой исторический персонаж сиживал в этом кресле или смотрелся вон в то зеркало… Однако наш секретный агент сумел раскрыть одну из загадок «Антиквара»: он узнал, какую музыку слушает его хозяин Александр Снарский.
1.Практически все мое детство прошло за кулисами иркутского ТЮЗа: до начала 90-х родители входили в актерскую труппу этого театра. Я сходил с ума по «Ромео и Джультете» и «Робин Гуду» - до сих пор помню наизусть тексты этих спектаклей! Также очень сильное впечатление на меня оказала совместная с Театром народной драмы постановка «Левши» - это было где-то во второй половине 80-х. В ней были заняты все актеры обеих трупп – так что, когда они репетировали исполнение песен в кругу, это приходилось делать в фойе ТЮЗа. Нашлось в этом кругу место и мне. Пели мы, как сейчас помню, русские народные песни. Не «Черный ворон», «Ой, мороз-мороз» или другую «клюкву», давным-давно набившую оскомину, а совсем другие вещи – неспешные, протяжные, без ухарства и всех этих притопов-прихлопов. «Вниз по матушке по Волге», «Долина-долинушка» - слушаешь их, а перед глазами словно сами собой встают традиционные ландшафты средней полосы России. С тех пор народное творчество так и не отпускает меня, а эта пара песен потом и вовсе стала колыбельными для всех троих моих ребятишек: они замечательно засыпали под мое пение.
2.А когда я учился в старших классах это же увлечение сподвигло меня на то, чтобы сделать себе гусли. Впрочем, здесь также сказался и своеобразный юношеский эпатаж, желание быть не таким как все. Как раз менялась эпоха, на смену социализму приходил капитализм – в сопровождении огромного количества зарубежной музыки. Хотя некоторые, самые талантливые и интересные музыкальные «интервенты» и проникали в мою фонотеку, сама тенденция все-таки вызывала отторжение, тем более, что мне уже тогда был свойственен некий традиционализм: и в политических воззрениях, и в религиозных убеждениях, да и во многих других сферах. Так вот, собравшись обзавестись собственными гуслями, я направился к своих старинным знакомцам из Театра народной драмы. Встретили они меня как обычно – как старшие братья. Хочешь сделать инструмент – не проблема, поможем, добудь только подходящую доску: хорошо просушенную и без сучков. Как у всякого «бродовского» (то есть, обитателя местного Бродвея – улицы Карла Маркса) пацана, вся жизнь моя протекала в центре города, там же я взялся и за поиски подходящей доски. И нашел ее где-то в окрестностях улиц Марата и Степана Разина, где возвышался целый штабель, как мне показалось, никому не нужной древесины. Вооруженный ножовкой, я перемахнул через ограду… «А зачем это ты пилишь мои половицы?» - послышалось вдруг у меня над головой. Оказалось, один из жителей этого дома как раз недавно перестилал пол и сложил у себя во дворе старые половицы. Узнав, что одна из них может превратиться в русский народный музыкальный инструмент, дяденька проникся ко мне симпатией и даже помог выбрать плаху получше и отпилить от нее подходящий кусок. А кусок и впрямь оказался подходящим – лучше не бывает! За добрую сотню лет «половой жизни» он просох чуть ли не до состояния пороха. В общем, сделали мы из него вполне себе приличные гусли – а нижнюю деку и колки для струн для них позаимствовали у дореволюционного рояля «Becker». Конечно, основную работу проделали мои друзья из «народной драмы» - я же был, что называется, «на подхвате». Вот только учить меня играть на этих гуслях они отказались наотрез – принципиально! Дескать, инструмент мы тебе сделали, настроили – а дальше сам, тем более, на гитаре мал-мала играешь. Пришлось звать на помощь друга, учившегося в музыкальной школе. Довольно быстро выяснилась одна интересная особенность моей обновы: благодаря своеобразному звучанию, какую песню ни сыграй на этих гуслях – всякий раз получалась русская народная! В общем, они стали моим идеальным спутником во время музейной практике в Тальцах – к тому моменту я уже учился на истфаке ИГУ. Там, в музее деревянного зодчества я наряжался в рубище, брал в руки инструмент и подрабатывал, поставив перед собой деревянный туесок – посетителям, помню, очень нравилось. А одной из главных жемчужин моего репертуара являлась песня «Ах ты, степь широкая!»
3.Наш иркутский ТЮЗ первым в стране поставил спектакль «Милый Эп» по одноименной повести Геннадия Михасенко. Причем, в подготовке постановки принимал участие и сам автор книги: для театральных подмостков ее сценарий был заметно переработан. Изменениям подверглась и музыкальная составляющая «Милого Эпа»: красной нитью через всю книгу проходит песня Тома Джонса «Delilah» - однако в спектакле, насколько я помню, она не звучала. Там в качестве центральной темы использовалась «Magic Fly» от группы «Space». Распахивался занавес, за ним зрители видели раскрытое окно с развевающимися шторами (этот эффект обеспечивал работающий за окошком вентилятор) – и звучала эта музыка! Если честно, саму постановку за давностью лет я толком не помню, но вот это начало намертво врезалось в мою память – как и музыка «Space», которую я слушаю и по сей день. Кстати, отчего-то чаще всего я включаю ее осенью.
4.Вообще говоря, я не люблю «электронщину», но, тем не менее, юность в театре наградила меня нежной привязанностью к основателям этого музыкального жанра. Помимо альбома «Magic Fly» от «Space» с тех же самых пор в моей фонотеке прописалась и четвертая часть культового «Oxigen» Жан-Мишеля Жарра. Она звучала в спектакле «Лесная песня», где моя мама играла одну из главных ролей. И, наверное, я много времени проводил на этих ее репетициях: слишком уж четко ассоциируется музыка Жара с моей «сверхмалой родиной» - иркутским Театром юного зрителя. После многолетнего перерыва я услышал ее пару-тройку лет назад, и перед моими глазами тут же начали всплывать картинки из детства: набережная Ангары, по которой мы шли из театра домой, вечерний кинотеатр «Гигант» (нынешняя «Стратосфера»), расположенный рядом с театральным общежитием, где мы тогда жили. Начали всплывать даже запахи: костюмерных, бутафорского цеха, других помещений ТЮЗа!
5.Мне доводилось слышать мнение, что русская народная музыка со временем эволюционировала в нынешний шансон. Я абсолютно не согласен с этим утверждением – по моему глубочайшему убеждению, прямым наследником отечественного песенного фольклора является русский рок – хотя лично для меня он начался с творческого наследия группы «Кино», которое крайне сложно уместить в рамках нашей национальной традиции и культуры. Я даже точно помню, когда это произошло: осенью 1990 года, после смерти Виктора Цоя. Это событие наделало тогда очень много шума – настолько много, что даже я, юноша очень далекий от злободневных трендов, решил разобраться, кем же был этот молодой кореец, по которому сходит с ума вся Россия? Что же это за такой современный герой, из-за смерти которого одни сами лезут в петлю, а другие уходят из дома и живут в палатках на Арбате? Сказано-сделано. Я приобрел все альбомы «Кино» и методично прослушал их от начала до конца – кстати, тогда я впервые опробовал этот обычный для меня сейчас системный метод знакомства с новой музыкой. Тогда мне было 13 лет – как раз тот возраст, на который и было, по сути, ориентировано творчество Цоя. Юношеский максимализм, нонконформизм, бунтарство – всего этого там было в избытке. В общем, не устоял перед ним и я – хотя сейчас-то хорошо понимаю, что это творчество было даже не лапидарным, а попросту примитивным. Но это понимание взрослого, сорокалетнего мужика – хотя и тогда я уже был хорошо знаком с поэзией золотого и серебряного века, со стихами лучших советских поэтов. И, тем не менее, Цой вошел ко мне в душу как нож в масло, прочно занял в ней свое место, пустил корни и побеги. Не буду скрывать, мне нравились и любимые всеми хиты вроде «Звезды по имени Солнце», «Группы крови» и «Пачки сигарет» - мы же все тогда были гитаристы! Но, тем не менее, я отдал должное и менее известным песням. Например, очень хороша «Игра», сильно выбивающаяся своей зрелостью из цоевского наследия.
6.Несмотря ни на что, мне до сих пор нравится Федор Чистяков. Нравится своей искренностью и абсолютной внутренней свободой – хотя я совершенно не понимаю, как столь свободный человек мог стать жертвой «Свидетелей Иеговы»!? Тем более что я довольно хорошо представляю их идеологию: пока их не запретили законодательно, эти персонажи частенько захаживали ко мне в «Антиквар», и я никогда не избегал обстоятельных бесед с ними… Естественно, скачала я переболел общепринятой чистяковской «триадой»: это «Иду, курю», «Человек и кошка», «Песня настоящего индейца». Потом, в результате тотального прослушивания «Ноля» столь же высоко – если даже не выше! – оценил «Школу жизни». Эта песня особенно близка мне последние лет пять, когда я окончательно осознал, насколько мне близок тип такого лирического героя. Это тот же самый бесшабашный типаж, что и генерал Чарнота из булгаковского «Бега» или, возвращаясь к музыкальным аналогиям – герой песни «Tango till they're sore» Тома Уэйтса. К слову сказать, сам я отношусь к совершенно другому типу личности – быть может, здесь сказывается присущая каждому человеку подсознательная тяга к его нереализованному alter ego. Возвращаясь же к Чистякову – я до сих пор слежу за его творчеством и вынужден констатировать, что дружба с религией сделала его гораздо менее интересным. Хотя музыкальная его составляющая стала намного более профессиональной, но вот содержание … Такое впечатление, что Чистяков пытается изложить мировоззрение Свидетелей Иеговы выразительным средствами русского рока (как он их понимает), а кроме этого сказать ему больше нечего…
7.От русского рока я довольно быстро эмигрировал к Led Zeppelin. Тогда я ходил в Дом детского творчества, где овладевал гитарой и играл в … то ли в ВИА, то ли, как нам самим хотелось считать, в рок-группе. Кстати, там же в то же самое время занимались и юные МифЪ (иркутский музыкант, лидер группы «D-Force») и Дык (ныне – известный саксофонист и композитор Андрей Гедеон). А потом были каникулы и работа «на картошке» в трудовом лагере в селе Горяшино: на первые в жизни заработанные деньги я купил гитару производства Ленинградской мебельной фабрики и «пластагон» (так мы тогда величали проигрыватели). Затем с руководителем нашего музыкального коллектива Александром Мишкиным мы направились на «Квадрат» (иркутская толкучка, где из-под полы торговали «фирменным винилом») и приобрели для нового аппарата первую пластинку - «Led Zeppelin-IV». Кстати, когда десяток лет спустя в нашей семье появился первый «сидюк» AIVA (им с моим отцом, начинающим в то время антикваром, рассчитались по бартеру) – первым CD для него стал диск с тем же самым альбомом.
8.Я не люблю жанр авторской песни. Кто-то сказал, что, если поэт пишет плохие стихи, значит, он плохой поэт, но если при этом поет их под плохую музыку, то это уже – исполнитель авторской песни. Но, тем не менее, фигура Владимира Высоцкого была и остается для меня очень значимой, хотя и весьма противоречивой. Многое в его творчестве мне не нравится – например, многочисленные «заказные» песни про те или иные профессии и хобби. Но наряду с ними в наследии Владимира Семеновича встречаются и вещи очень интересные, настоящие прорывы! Одна из самых моих любимых, «Затяжной прыжок», - песня про парашютиста, впервые шагнувшего из люка самолета. Но все это, как мне кажется – лишь повод поговорить о чем-то трансцедентно-мистическом. Естественно, я не знаю, что именно имел в виду автор: явления неодолимой силы, какие-то внешние обстоятельства или нечто иное, влияющее на нас – но вижу здесь демонологию чистой воды. Говоря проще, это песня о природе демонов. Владимир Семенович был довольно близко знаком с этой публикой, иногда дружил с нею, иногда воевал – и все свои познания вложил в данную песню. В стихах Высоцкого я находил и другие, не менее глубокие прорывы - и особенно много их отчего-то случилось в 1975 году. То ли он тогда в очередной раз бросил пить, то ли влюбился, но в результате у него вышла чуть ли не «Болдинская осень»! Зато как актер Владимир Высоцкий не выдерживает абсолютно никакой критики. Я уже говорил, что вырос в театральных кругах – там таких называли «лохмачами». «Лохматит как шакал», - говорят там про коллег, склонных переигрывать. Правда, я должен оговориться, что не видел Высоцкого на сцене вживую – но при этом пересмотрел практически все, отснятое на кинопленку. А в детстве мне даже очень сильно нравился фильм «Место встречи изменить нельзя» - но, пересмотрев его несколько лет назад… Слабо он играет – и это особенно заметно на фоне того же Евстигнеева. Впрочем, нужно признать, что актерская профессия очень сильно помогала ему как «поэту-песеннику»: практически каждую свою песню он выстраивал как спектакль…
9.Немецкую рождественскую песенку «Stille Nacht, heilige Nacht» я знаю с самого раннего детства, однако несколько лет назад она заиграла для меня совершенно новыми красками. Я тогда приобрел на одном из немецких онлайн-аукционов старинный полифон (предшественник патефона, механический музыкальный прибор, на котором проигрывались металлические диски – мелодии на них наносились с помощью перфорирования). Этот «пластагон» был изготовлен где-то в конце XIX века, так что, ко мне он попал в нерабочем состоянии. А наши реставраторы восстановили его аккурат к православному Рождеству и принесли мне под вечер. Я завел пружину полифонна, завращалась пластинка (что на ней «заперфорировано» я, естественно, не знал) – и вдруг запиликала эта знакомая с детства мелодия! Темнота за окном, свет настольной лампы, мандарины в вазе, ощущение тепла и уюта и рождественское настроение в душе… С тех пор я нет-нет, да и переслушиваю эту песенку. Не на полифоне, конечно – он уже давно нашел нового хозяина – но и из компьютерных колонок она тоже хороша!
10.Уже несколько лет я подвизаюсь на телеканале АИСТ в нехарактерном для себя амплуа – автора и ведущего исторической передачи. Сначала она называлась «Иркутские истории», потом, накануне городского юбилея, ее переименовали в «355 фактов об Иркутске», и, наконец, сейчас она известна зрителям как «Бывшие новости». В ней я рассказываю, о чем писали дореволюционные иркутские газеты в этот самый день – но много лет назад. Говорят, что получается весьма забавно. Так вот, я уже давненько подумывал о «персональной» заставке для этой передаче. Перерыл кучу музыки в поисках чего-нибудь эдакого, старорежимно-опереточного – пока буквально несколько месяцев назад не наткнулся на польку Штрауса «Leichtes Blut». И она не только оказалась как раз тем, что надо для заставки - но еще и оказалась полностью созвучна тому самому, «моему», типу бесшабашного лирического героя! Впрочем, судите сами.
ЛЮДЯМ ТАКЖЕ ИНТЕРЕСНО:
|