Времена и нравы

-- Ты где?

-- Уже подъезжаю

-- Я тебе на домашний звоню, дура.

Есть одна хорошая черта у немцев. Кроме, разумеется, любви к пиву и порядку. Уважение к своему и чужому времени. То есть все мероприятия начинаются ровно во столько, во сколько заявлено в приглашении, пресс-конференции стартуют минута в минуту и дедлайны тоже выполняются в срок. Даже автобусы в этой прагматичной стране ходят минута в минуту по расписанию.

В Германии, короче, еще работает правило этикета, связанное с опозданиями. Дресс-кода вот там нет, а вот понятие ценности времени — вполне себе есть. Может, как считает одна моя знакомая, корень этого в изначальном уважении к себе, которое иногда бывает в дефиците у русского человека ( ну там в запой уйти на месяц и гори оно все огнем, последнюю рубашку продать, детей из дома выгнать...).

А вот в нашей стране хороший тон для политика — опаздывать. И чем сан выше, тем больше по времени. Потому что начальство, оно же «задерживается». Больше всего от этого страдает наш журналистский брат. Сидишь ты второй час, слушаешь урчание животе и третьей свежести сплетни коллег, а у тебя в это время сидит сиротливо ребенок в закрывающемся детском саду, молоко на плите убегает, занятие по йоге отпадает и все такое прочее. Но, наверное, пунктуальность немецких министров происходит не от того, что им нечем заняться.

Среднестатистический немец так же, как и мы, грешит на работе социальными сетями и прочими ненужными сайтами, но напрягается и сдает работу до конца рабочего дня. Потому что знает, что даром никому не нужен твой сверхурочный героизм, произведенный от того, что ты весь день пил чай с коллегами из разных отделов и искал вдохновение. Работа, как известно, должна делать человека свободным. Так что после шести приличные люди занимаются собой. И, да, там все еще неприлично звонить людям после окончания рабочего дня. А как ты объяснишь желающему говорить о работе начальству, что ты погружен в переживания князя Мышкина и положить бы хотел на свою статью про энергосберегающие лампочки? Рабочие встречи и прочие заседания перестали иметь рамки времени и приличия, а потом к концу года у нас при всем этом остается нормальное для загнанной лошади желание лечь и сдохнуть.

У них там, в Берлинах, время вполне конкретно и поддается расчленению по полочкам, а у нас время — все. Оно текуче, как картины Дали и бесплатная вода в кране. Практика показала, что даже если все четко спланировать и просчитать, что все равно при первом же опоздании визави все пойдет насмарку, и вот ты уже сам, свесив язык, несешься на встречу, где тебя кто-то заждался, по пути сочиняя речь про пробки (чай, не в Москве живем), сломавшиеся трамваи и топографический идиотизм. Опоздания, как и беспробудное пьянство, можно прощать, списывая на экзальтированность персоны и творческое начало личности.

Успокаивает лишь, что не вся Европа живет по часам. Вот испанцы и итальянцы тоже живут по компасу. Только у них тоже есть сиеста и bell far niente — время глубокого ухода в себя, когда никто не будет доставать тебя по телефону хотя бы потому, что телефон ты без зазрения совести отключил.

Кто знает, если бы все кругом не опаздывали, может, и я была бы более дисциплинированна и в свободное от ожиданий и переносов встреч время, выучила бы пару иностранных языков и вообще занялась икебаной. Потому что всякий немец знает — как отдохнул, так и поработал. Свободу должна работа давать. Это, конечно, не Мартин Лютер на собор приколотил, но тоже, вероятно, знающий чувак приделал на не менее значимый в истории забор.