|
Несколько раз мне приходилось сталкиваться в Германии с историей этой страны 20 века. Она обычно ведет отсчет с 1945 года. Между Веймарской республикой и делением Германии между оккупантами зияет черная дыра. Что касается истории ГДР, то получается что она должна вызывать у детей постсоветского пространства исключительный стыд: все было хорошо, но пришли русские и все испортили.
Историческим наследием немцы гордятся и тщательно охраняют свои памятники. В какой город ни приедь — увидишь позеленевшего от времени мужчину на коне. Это, определенно, какой-нибудь Вильгельм или Фридрих, но речь не о них, а об истории нацизма.
Законодательство сегодняшней Германии определяет, что каждая федеративная земля вправе сама формировать школьный учебный план. Соответственно, и учебники истории в каждой земле разные. При этом жители ФРГ явно гораздо больше интересуются своей историей: именно западные немцы первыми стали ездить на памятники жертвам Холокоста, именно в некогда западном Берлине родился проект по восстановлению имен погибших евреев. Сейчас это гуманное начинание для школьников распространилось по всей стране: дети отыскивают информацию про какого-нибудь еврея, занимаются его историей, пытаются понять, где и когда он погиб и закладывают памятную плитку возле его бывшего дома. И даже музей штази, бывший «особый лагерь №3» посещают практически одни лишь жители бывшего ФРГ.
В этом месте среди камер пыток и комнат допросов стыдно быть русским, хотя хочется сказать, что 900 погибших на допросе немцев — это просто смешно по сравнению с числом жертв сталинского режима в России и уж тем более стыдно намекать, что русские неспроста пришли в Берлин и не от крайнего хулиганства оставили свои автографы на стенах рейхстага. Видимо, восточным немцам в этих местах тоже крайне стыдно, так как они здесь редкие гости. Но есть и такие, кто не отрицает своего наследия.
После подробной экскурсии по тюрьме, во время которой пожилые немки охали и хватались за сердце, а взрослые бюргеры проявляли умилительное любопытство к методам работы штази, я поймала экскурсовода. Он два года провел в тюрьме из-за одной небольшой заметки о западных панках. Во время прогулки по лагерю, на которую последние пятнадцать лет он приходит каждую неделю, писатель Гилберт Фуриан неоднократно заметил, что очень переживал, что по окончании срока его депортируют на Запад. Несмотря на все несовершенство карательной системы, он хотел жить в ГДР.
«Это слово я стал употреблять гораздо позже, но чувствовал уже тогда. Восточная Германия и, в частности, Восточный Берлин — это моя Родина, и именно там я хотел жить. Признаюсь, я был эдаким «романтическим левым», я верил, что в ГДР все рано или поздно будет хорошо», - сказал этот пожилой мужчина с добрыми глазами.
Третьего декабря в Берлине бурно праздновали день объединения Германии — это был всенародный выходной. К Бранденбургским воротам было не пройти и, как иркутянка, привыкшая в разгар городских гуляний ехать как можно дальше от города, я отправилась в Дрезден. Восточная Германия не билась в восторженных конвульсиях по поводу дня народного единства. В историческом центре Дрездена как и всегда носились русские и японские туристы, немцы пили пиво выходного дня со свойственными им саксонским (почти славянским) пофигизмом. Пару десятилетий назад многие из них столь же охотно пили водку из металлических кружек с советскими солдатами.
Уже 20 лет немцы ищут единения, беспрестанно обсуждают, что именно мешает им чувствовать себя одним народом. И дело даже не в отношении в государственным праздникам, но, может, в том, что у них от земли к земле в историческом плане столько же отличий, сколько в восприятии истории СССР у России и Украины. А может ли быть един народ, у которого нет общей — читай узаконенной - истории?
|
