Крышшши...

…Осенью они мокрые, и очень скользкие, и на эту скользкую мокроту налипли жёлтые тополиные листья; осенью гулять по старым иркутским крышам – самый кайф, но и самое опасное время: поскользнешься, поедешь по склону вниз – и хорошо, если на самом краю задержит тебя хлипкое ограждение, или старый, проржавевший водоотводный желоб… Но – не бойся, тебе это уже не грозит: завхозы и коменданты проинструктированы, и управляющие компании уже позаботились о твоей безопасности: на чердачных люках навешены надёжные замки (ключ – в кв. 16, у Галины Васильевны, старшей по подъезду), да и в подъезд уже не просочишься просто так. Не гулять, одним словом, тебе по крышам вдоль Карла Маркса, не скользить по листьям, не пачкаться в чердачной пыли, не вспугнуть спящих голубей, не испытать Неизведанное… И мне, кстати, тоже. Но, в отличии от тебя, я хоть гулял, скользил, пачкался, вспугивал, Неизведанное испытывал… Хочешь, расскажу? Ну, читай…

В восьмидесятые всё было совсем по-другому. Примерно так было, как описал всё это анонимный автор очень популярного текста, который гуляет по Сети уже многие годы: «…мы приходили домой только поздно вечером, мы гуляли, где хотели – и взрослые не знали, где мы пропадаем… мы носились по окрестным дворам, играли на стройках и лазали по крышам… мы пили газировку за три копейки из одного, общего стакана, который стоял тут же – и не заражались никакими болезнями… как мы выжили?...»

Когда я впервые прочёл этот текст, в отличие от многих моих сверстников, я содрогнулся: действительно, как мы выжили?! Без шуток. Наши самодельные бомбочки были, мягко говоря, далеко не безобидными, а наше самодельное оружие – всевозможные самострелы на резинках – вполне могли выбить не только глаз, но и легко пробить височную кость… а наши опыты с карбидом, который мы добывали на стройках? – до сих пор встречаю в Центре двоих своих сверстников-бедолаг, которым этим карбидом сожгло пол-лица… А «Пять Минут Страха» в трансформаторной будке – помнишь? Это – когда электрики забудут эту будку закрыть, или когда какой-нибудь дворовой умелец откроет простенький замок ключом из велоаптечки – а потом орава восьми-девяти-десятилетних мальчишек запихивает кого-то из своей компании в эту самую трансформаторную будку, а потом снаружи держит дверь, а ещё потом разбегается… а ты стоишь внутри: темно, озоном пахнет, и Высоковольтное Электричество гудит… Страшно.

Встретил недавно одного друга-приятеля детских лет, и стали мы с ним вспоминать наше детство: «У нас с тобой ни айфонов, ни компьютеров не было, - кричит он, - но зато, у нас всё было настоящее: детство было настоящее, дружба была настоящая, и мороженое было настоящим!...» - а я смотрю на него, и продолжаю его мысль: «Ну да, ну да! И игры со Смертью тоже настоящими были…».

Как мы выжили, чёрт возьми?!...

Но мы же, вроде, по крышам собирались? Ну, значит, пошли, пройдёмся. Истории про покорение крыш гаражей и кладовок, думаю, опустим: нет в них ничего интересного. А самой моей первой крышей и самым первым чердаком были крыша и чердак соседнего деревянного дома-двухэтажки по Пионерскому переулку – вот об этом, наверное, стоит вспомнить…

В том деревянном двухэтажном доме когда-то жил Санька Москвитин, по прозвищу «Москва» - отчаянный хулиган и мастер на все руки: это он вооружал нас теми самыми самострелами, при одном воспоминании о которых мне до сих пор становится страшновато… Но – не о них речь: на крышу Сашкиного дома вела деревянная лестница – основательная когда-то, но к концу 70-х уже совсем гнилая. А ещё – достаточно пологая для того, чтобы по ней мог взобраться даже ребёнок. Вот мы и взбирались: сначала Сашка этот путь проторил, а следом за ним – и мы. Мы поднимались на крышу, влезали на чердак, где нас ждали самые настоящие Сокровища: был там и старый-престарый патефон (пройдёт немного времени, и подросший Санька починит его, и заставит играть), и старинная кофемолка, которая в те годы переселилась ко мне, да так с тех пор у меня и живёт, и какие-то ржавые связки ключей, и пачки дореволюционных открыток, и ещё целая куча всего-всего… Взобравшись же на крышу и подойдя ближе к краю, можно было рвать ягоды черёмухи – что мы и делали в своё удовольствие! Главное было – прежде, чем отправиться на крышу поедать черёмуху, сбегать до ближайшей колонки и набрать воды в пустую бутылку: есть черёмуху «на сухую» - сомнительное удовольствие…

Во дворе у Сашки жили собаки. Это были ничейные, приблудившиеся небольшие дворняги в количестве четырёх штук – помню, одну из них звали Шариха (понятно, что сначала эта Шариха была Шариком, но по мере определения её пола, имя подверглось некоторой трансформации), а другую – Служиха: эта коротенькая, толстенькая собачонка умела, присев на задние лапы, передними смешно «служить», выпрашивая угощение. И вот однажды… не помню уж, кто прибежал к нам с этим страшным известием – помню только, как все мы подскочили в песочнице, в которой только что ковырялись: на Пионерском переулке появилась бригада по отлову бродячих животных! Что делать? А делать что-то было нужно, и делать срочно: эти бездомные собачонки были нашими друзьями, и их нужно было спасать!

Вся стайка грелась на солнце тут же, подле нас, ничего не подозревая. И тут Санька-Москва кричит нам страшным шёпотом: «Хватаем их, и ко мне на чердак! Там и спрячем!»

Собаки, наверное, так и не поняли ничего… Ну, а мы – нам не нужно было повторять дважды: схватили наших четверолапых, и – через дыру в заборе, через узкий проход между кладовками – в Санькин двор! Потом – по лестнице, по лестнице, и – на чердак! И сидели там, наверное, часа два, а то и больше: боялись выдать своё место дислокации, а больше того – боялись, что заберут наших шарих-служих живодёры…

Но всё кончилось хорошо: нас никто не нашёл, никто не выдал, и наши собаки так и остались жить в Сашкиной ограде. Но это ещё не всё: Санька «официально прописал» их на своём чердаке – если помнишь, я уже говорил, что лестница на чердак была пологой – вот он и выдрессировал дворняжек забираться по ней, и спускаться. И прожили они там, на чердаке, ещё лет восемь или десять: забавно было наблюдать, как вся стая, гуськом, друг за дружкой, штурмует эту лестницу, или спускается по ней. Дом, в котором жил Сашка, в те годы отапливался ещё дровяными печами – и зимою собаки грелись возле дымоходных труб. Думаю, нигде больше в Иркутске (да и не только, наверное, в Иркутске) не было другой такой «чердачной» стаи…

…Но крыша и чердак Санькиного дома – это было что-то… что-то слишком уж простое, доступное: два этажа всего, пологая лестница – никакого экстрима, никакой романтики. Нам же хотелось новых высот, и новых крыш – и вот, летом 1981 года мы сначала проникли на крышу нашей родной «сталинки» на углу Киевской и Пионерского, а затем приступили и к изучению соседних крыш.  Кинотеатр «Хроника», ресторан «Арктика», Училище Искусств и Управление хлебо-булочной промышленности, что располагалось на улице Киевской,  магазин «Родник» - мы покорили все эти вершины. Иногда – проникнув в здание и поднявшись на чердак по внутренним лестницам, но чаще – по лестницам пожарным, или перебираясь с крыши какого-нибудь сарая на крышу пристройки, с пристройки – дальше, на соседнюю крышу, потом – ещё дальше, на крышу повыше, словно по ступенькам лестницы…

Мы проникали на чердаки и крыши кинотеатров «Гигант» и «Художественный»; забирались на крышу бывшей «польской» гостиницы «Центральное Деко» - это та самая старинная пятиэтажка на углу Сухэ-Батора и Карла Маркса, на первом этаже которой находится ювелирный магазин «Алмаз»; мы не оставили своим вниманием крышу расположенного напротив старинного трёхэтажного здания, на первом этаже которого в те годы располагались магазины «Мясо» и «Ткани».  Кто-то из мальчишек однажды пустил слух – как оказалось на поверку, конечно же, ложный – о том, что на чердаке Театра Музыкальной Комедии, под огромными зелёными куполами старого здания, лежат настоящие рыцарские доспехи и мечи…  Ну что ж, и чердаки, и крыши старой Музкомедии через несколько дней были обследованы самым тщательным образом: никаких древних лат там, правда, не оказалось – зато, оказалось, что театр охраняют  очень проворные сторожа, которые даже поймали кого-то из нашей компании, и с рук на руки сдали подъехавшим на вызов милиционерам.

Ты спрашиваешь, зачем это всё нам было надо, и ради чего черти носили нас по всем крышам вдоль улицы Большой, она же – Карла Маркса? Ну, что тебе ответить на это?... Даже и не знаю. А знаешь, кстати, почему мальчишек, иной раз, называют «щенками»? А всё потому же: мальчишки любопытны, как щенки, и везде-то им нужно залезть, и во всякой дряни выпачкаться, и всё обнюхать-потрогать, и на зуб попробовать. Вот потому и лезли мы на крыши и на чердаки, где летом жарко от раскалённого железа, где пахнет голубями и пылью, и ноги проваливаются в эту пыль, как в зыбучий песок: шагнёшь – и не видишь своего ботинка – а над тем местом, где он в пыль погрузился, висит маленькое серое облачко…

На чердаках нам попадались удивительные находки: пачки старых денег – «керенок», колчаковских, царских… Иногда нам попадались связки пожелтевших журналов и газет, иногда – какая-то старая-престарая мебель, а иногда кому-то из нас везло найти ржавый игольчатый четырёхгранный штык, или стреляные гильзы от винтовки Мосина. А один раз Мишка нашёл целый арсенал: тут тебе – и гильзы, и штык, и винтовочный замок – и, почему-то, здесь же нашлась и конская подкова: должно быть, тот бело- или красногвардеец, что отстреливался от неприятелей с чердака ресторана «Арктика», укрылся от них на этом чердаке вместе с боевым конём – других версий происхождения подковы у нас тогда не нашлось… И, кстати, на этом же чердаке отыскали мы очень странный предмет, назначения которого так и не смогли разгадать: больше всего он был похож на металлический памятник-«пирамидку», украшенную какими-то жестяными кружевами и цветами. Но, когда мы поставили так, как должен стоять памятник, оказалось, что он какой-то кривой, очень похожий на латинскую букву «S», которую кто-то пытался растянуть и распрямить, да так и бросил. Только потом, через много-много лет, я догадался, что «памятник» наш был коленом от водосточной трубы.

А в соседнем здании, с крышей которого крышу ресторана «Арктика» соединяли похожие на горизонтально брошенную лестницу сходни, мы обнаружили на чердаке какой-то странный люк. Вернее, крышку люка. И мы, конечно же, решили узнать, что там, под крышкой? И стали приподнимать её, и тут же узнали, что там, внизу, на втором этаже – дамская комната какого-то учреждения. Именно дамская, а не мужская: мы убедились в этом, едва заглянув вниз, чем сильно напугали какую-то сотрудницу этого учреждения, которую застали за… ну, понятно, одним словом. Сотрудница, увидев, как в потолке над её головой открывается какой-то таинственный люк, громко завизжала – а мы, конечно же, тут же захлопнули крышку люка, и бросились наутёк. И поскорее спустились с этой крыши, и спрятались во дворе ресторана «Арктика», за старыми полевыми кухнями, которые стояли в этом дворе, вероятно, на случай советско-китайской войны. И в этот раз нас никто не нашёл – а может быть, просто и не искали?... Не знаю.

Но если ты думаешь, что мы, такие-сякие, забирались на крыши только ради того, чтобы, открыв какой-нибудь чердачный люк, подглядывать за тётеньками в учрежденческих туалетах, то ты, скажу тебе прямо, очень плохо и совсем неправильно о нас думаешь. Здесь – другое: нас совсем не тётеньки интересовали. Ну, как бы тебе объяснить?... Вот представь: вот ты ходишь по одной и той же улице всю жизнь: сначала в школу, потом в институт, потом на работу, и с работы домой, и по магазинам, и ещё куда-то – и улица эта тебе уже знакома до мелочей, до каждой трещинки на асфальте, до каждой ручки на дверях магазина, до каждого крыльца, подъезда, фонарного столба. Уже представляешь? Ладно, тогда представляй дальше: вдруг, в один прекрасный день ты видишь эту исхоженную-переисхоженную улицу, но – совершенно по-другому. Совсем по-другому. Она вся знакома тебе – и, всё-таки, такой тебе не приходилось видеть её ни разу! И не только тебе: такой, вот именно такой, эту улицу до тебя никто не видел, и никто не увидит. Ну, или почти никто – разве что, какие-нибудь рабочие-кровельщики, или электрики, или телефонисты, которые по крышам провода свои тянут… Впрочем, им некогда уличными видами любоваться, им работать надо – так что, считай, что с этого ракурса до тебя эту улицу никто не видел. И после тебя тоже никто не увидит. Усекаешь?...

А как здорово было найти – ты не представляешь! – целый двор! Самый настоящий двор-колодец, о котором никто-никто не знает! Ну, или почто никто… Крошечный, метров двадцать, не больше, двор-колодец отыскался совсем неподалёку, между двумя старинными зданиями: в одном из них до сих пор располагается аптека №4, а в другом в те годы был овощной магазин и главный вход в кинотеатр «Хроника». Да нет же, это не двор «Хроники», про который я и без тебя знаю! – это совсем крошечный дворик, вернее – пустой квадрат земли между двумя этими домами, который почему-то в девятнадцатом веке оказался незастроенным. С земли его не увидишь и не найдёшь: ни с улицы, ни со двора туда нет проходов – только какие-то подслеповатые оконца двух стоящих рядом зданий смотрят в него, да ещё с крыши его можно увидеть. Вот мы и увидели его, с крыши – романтика!...

…А вот Мишке, однокласснику моему, с которым мы в эти экспедиции регулярно отправлялись, романтика была чужда: ему бы всё адреналин гонять! И он, дурак, в шестом классе, вместе с Серёгой-двоечником, бомбочку сделал. И метнул её в колонну праздничной демонстрации, на Седьмое ноября. С крыши «Блинной», что на углу Сухэ-Батора и Свердлова. Их с Серёгой-двоечником там же милиция и поймала, бомбистов-террористов, народовольцев несчастных… Мишкин отец в те годы каким-то ни то инструктором, ни то секретарём работал в горкоме партии – ровно до того дня и работал, да…  А больше не работал: его сразу же куда-то перевели, с понижением, и с выговором по партийной линии. Я не знаю: задержись я в одиннадцатой школе ещё на год – и вполне может быть, что Мишка и меня бы вовлёк в эту аферу с бомбочкой, но к тому времени, когда она имела место быть, я уже год, как перешёл в другую школу. А там у меня нашлись другие друзья-приятели и появились другие интересы, кроме путешествий по крышам.

Восьмидесятые остались за поворотом Истории, и школа была уже позади, но оказалось, что жив он, жив мой Внутренний Карлсон – тот самый, что с детства тянул меня на эти скользкие кровли, соблазнял чердачными сокровищами и коварно нашёптывал на ухо про «новый, невиданный прежде ракурс». Была осень восемьдесят девятого, начало октября, и что-то там случилось с расписанием лекций в Университете… а может быть, ничего и не случилось с расписанием, может, мы просто прогуливали лекции – сколько нас тогда было?... человек десять, или двенадцать?... Одним словом, оказались мы в доброй старой «Ниве» - в единственной, пожалуй, на весь центр города кофейне, в которой варили настоящий кофе из зёрен.

И вот стоим мы за стойками «Нивы», и пьём горячий, ароматный кофе из маленьких беленьких чашечек с таинственными золотыми буквами «МТ» на боку (некоторые посетители «Нивы», к слову, эти чашечки из кофейни воровали – «на память») – стоим, и пьём кофе, эстеты юные. Иногда выбегаем на улицу, чтобы выкурить сигаретку, вернуться обратно, и заказать себе ещё чашечку. И кто-то рассказывает, как наша общая знакомая, девушка по прозвищу «Аврора», студентка Училища Искусств, недавно с крыши этого самого Училища сигала… Ну, не то, чтобы и в самом деле сигала – просто, эта хиппуша Аврора вылезла на крышу, встала на кирпичный парапет, раскинула руки в стороны, и стоит, орёт оттуда: «Почему люди – не птицы? Вот мне иногда кажется, что я – птица: когда стоишь на горе, так тебя и тянет лететь!... Вот так бы разбежалась, подняла руки, и полетела!... Попробовать нешто теперь?...» - ну, монолог Катерины из «Грозы» Островского на всю улицу Карла Маркса, в девичестве Большую, декламирует на радость прохожим. Перформанс уличный устроила…

Кто-то рассказывает эту историю, а мы стоим, и слушаем. И в красках представляем, как эта Аврора с крыши Училища художественной декламацией занимается, а потом летит… нет! – лучше не представлять, как она оттуда летит! – и разговор у нас естественным образом переходит на крыши. Вернее, на тему крыш.

Юлька Язовская сначала просто стояла, и слушала. А потом и говорит:

– А пойдёмте по крышам гулять?

И здесь все почему-то засмущались. И стали говорить, что просто так на крышу не попадёшь, и что все чердаки закрыты, а по пожарным лестницам влезать опасно… что увидят нас на пожарных лестницах, что милицию вызовут… ну их, одним словом, крыши эти – лучше ещё кофе попьём! А я говорю Юльке:

– Пойдём, покурим?

Мы выходим, закуриваем под мелким холодным октябрьским дождём «Магну» – самые студенческие сигареты – и, немного помолчав, я говорю Юльке:

– Полезли на крышу?

Она молча кивает. Мы заходим во двор «Нивы» через тёмный сводчатый тоннель, и, пройдя через двор, ныряем в один из подъездов. Здесь, в этом доме, ещё сохранились коммуналки, здесь коридорная система, но подъездов здесь два: парадный подъезд и чёрная лестница. Вот по чёрной-то лестнице мы и поднимаемся на чердак, а уже с чердака попадаем – нет, не на крышу, а на маленькую башенку, или беседку. Она, башенка эта, кстати, жива до сих пор, и её можно увидеть, если встать на углу Карла Маркса и Чехова, и посмотреть на тот, облицованный разноцветной плиткой дом, что стоит на другой стороне улицы, и на первом этаже которого сейчас расположен магазин “l’Etual”. Вот на эту башенку-беседку мы и попадаем…

…Вот на эту башенку-беседку мы и попадаем. И снова закуриваем нашу «Магну», и молча стоим, и смотрим, как в мокром асфальте отражаются жёлто-оранжевые фонари главного иркутского проспекта, как спешат с работы и по магазинам горожане, как штурмуют подошедший автобус жители Ново-Ленина, выбиравшиеся днём по своим делам в центр, а теперь толпящиеся на остановке «Пролетарская». Просто, стоим и смотрим. А сколько стоим так – не знаю. А потом замечаем, что мелкий октябрьский дождь превратился в мелкий октябрьский снег. И мы, так же молча, спускаемся с этой беседки-башенки, и молча возвращаемся в «Ниву», к нашим.

Нет, я не был влюблён в Юльку Язовскую – просто, она была моей однокурсницей, и очень хорошей девчонкой. И мне просто захотелось показать ей это Маленькое Чудо – осенний город, тёмный старый подъезд с высокими ступенями и кованными перилами, тёмный чердак, башенку эту…  Просто, захотелось показать, а почему – не знаю. И, когда мы уже подходили к крыльцу «Нивы», она осторожно пожала мою руку, посмотрела на меня – в её глазах был восторг! – и тихонько сказала:

– Только нашим не говори, где мы были, ладно?...

Уже в другой, послестуденческой и взрослой жизни Юлька работала на АИСТе, а я работал на ИГТРК, и наш поход на эту башенку был давно забыт. Только в конце девяностых, с оператором Игорёхой Ванчуговым мы несколько раз поднимались по этой же старой полутёмной лестнице на этот же самый чердак, и выходили на эту же башенку, и снимали здесь какие-то виды города для нашей передачи. А потом здесь же, в башенке, садились пить пиво, запаковав предварительно камеру, и сложив штатив. А потом и вовсе этот чердак закрыли – и этот, и другие старые иркутские чердаки. Ибо, нечего там шляться, романтику всякую разводить. Особенно, осенью: крыши мокрые, и очень скользкие, и на эту скользкую мокроту налипли жёлтые тополиные листья: поскользнешься – поедешь вниз по склону, и хорошо, если на самом краю задержит тебя хлипкое ограждение, или старый, проржавевший водоотводный желоб. Так что, нечего, нечего! И не фантазируй даже!...

(из книги «Юность Плохиша»)

Полезное: навигатор и советчик по турпоездкам

Навигатор по другим темам: Автомобили • Гаджеты • Секс • Зверье • Азартные игры • Прогресс • Что слушают известные иркутяне? • Приколы

Для дела — туризм как бизнес: на Байкале • Выездной туризм • Объявления (недорого на уйму сайтов)

В России изобретены «трусы-купе»: с карманами для сохранности денег в поездке

В России разработали специальный вид нижнего белья, предназначенный для обеспечения сохранности финансов в поездках на поезде.

Определен самый привлекательный город для путешествующих по России граждан

Москва в этом рейтинге заняла только второе место. Среди самых привлекательных городов значится и Иркутск

Жизнь иностранного туриста в Японии может стать гораздо дороже

Япония вводит для гостей страны систему двойного ценообразования.

Путешествуем в отпуске: недорогие советы от богача

Чтобы хорошо провести отпуск, не обязательно тратить на него по по 30–250 тыс. долларов. Достаточно соблюдать несколько простых правил, объяснил Джейсон Стивенс, гендиректор компании Wayfairer Travel, организующей отдых для богатейших людей планеты.

Собираетесь в Египет? Опасайтесь медуз!

В Египте начался сезон медуз, размножаются они! Но при этом морские обитатели подплывают близко к берегу, и это опасно для отдыхающих.